В Болгарии
Большой турецкий пассажирский транспорт «Ак-Дениз» стал отчаливать, — мы покидали Галлиполи. Провожавшие нас войска и жители города устроили нам торжественные проводы. Вышли в Дарданеллы, а до нас все еще доносились крики «ура» и сигнализация. «Кардаши» махали руками из своих домов, да и эти голые скалы стали как будто родными.
29 ноября на рассвете подошли к Константинополю, туман рассеивался и перед нами во всей красе предстал этот центр международного внимания. Все выскочили на палубу и рассматривали достопримечательности. Погода стояла дивная. В 12 часов заметили на маленькой моторной лодке ехавшего к нам Главнокомандующего. Все выскочили из трюмов и полезли кто куда мог. Не успела его фигура обрисоваться, как грянуло такое «ура!», что его услышали на берегу наши и подхватили, выразив этим свою любовь Главнокомандующему. Вошел он по трапу под громовое «ура». Постарел и похудел он от переживаемого горя. Приехала и его супруга. Когда они говорили о возможности еще вернуться в Россию, то у многих показались слезы, от радости плакали, как дети. Провожали его тоже торжественно. Во время его пребывания сопровождавшие его французские офицеры стрельбой по чайкам и уткам выражали полное неуважение к генералу
|
Корниловский Ударный полк покидает Галлиполи.
|
Врангелю. Турки же были сплошной противоположностью. У свидетелей этого осталось до смерти чувство горечи от сознания принесенной Русской Армией жертвы в тяжелые моменты своих союзников и теперь получивших от них то, что любая РОССИЯ не должна забывать никогда.
В 16 часов прошли в Босфор. Проходили мимо военных кораблей Америки, Англии, Франции, Греции и всем наш оркестр играл их национальные гимны и они нам салютовали. Вышли из красавца Босфора, когда стало уже довольно темно, и пошли по родному Черному морю на Варну. Носились слухи, что нас караулят советские подводные лодки, и поэтому многие нервничали.
30 ноября 1921 г. Перед рассветом пароход попал между Бургасом и Варной в минное поле и с большим трудом и риском ему удалось благополучно оттуда выбраться. В 10 часов подошли к Варне и стали на внешнем рейде на якорь и подняли флаг «КАРАНТИН». Невдалеке стояли Марковцы, — они еще не разгружались. Они устроили нам встречу криками ура» а наш оркестр заиграл наш гимн. Потом и мы послали им наше громкое Корниловское «ура».
30 ноября 1921 г. Встречать нас вышли болгарские представители и представители русской колонии в Болгарии. Те и другие выразили свой восторг нашему приезду и преданности начатому делу, выражали надежды на скорое возвращение в РОССИЮ и обещали сделать для нас в отношении размещения все, что от них зависит. Военные представители официально сообщили, что оружие необходимо сдать, оставив только гг. офицерам шашки, а неофициально разрешили пронести все в закрытом виде. Все пулеметы и винтовки были тщательно упакованы в одеяла и в ящики и приготовлены к выгрузке с багажом. К вечеру на катере привезли мясо и хлеб. Предстоящая перемена пищи приободрила голодную публику и все как-то сразу почувствовали улучшение положения.
С 1 по 4 декабря. Отбываем карантин. Варка пищи идет в своих походных кухнях. Питаемся довольно сносно. Погода стоит отвратительная и портит всем настроение.
5 декабря. Пароход причалил к таможенному молу. Первыми выгрузились гвардейцы. Упакованное оружие проходит свободно, а проносимое открыто посылают обратно с просьбой запаковать. Для формы сдано только 64 винтовки и то самый хлам из корпусной мастерской. 8-го выгрузились 1-й и 3-й батальоны. Все идет отлично.
9 декабря. В 6 часов выгрузился 2-й батальон и направился в карантин, баню с дезинфектором. К болгарскому караульному помещению довел сам начальник эшелона Корниловского военного училища генерал Георгиевич. В 11 часов закончили баню и дезинфекцию и направились на ночлег на батареи № 24 и № 25. К этому времени выгрузился и 4-й батальон и разместились с нашим артиллерийским дивизионом. Разместились и ночевали отвратительно.
10 декабря. В 14 часов 2-й батальон выступил к месту погрузки в эшелон и в 21 час закончил погрузку. Затем погрузился и 1-й батальон, и эшелон отбыл к месту своего назначения, на станцию Тулово, в село Горно-Паничерево.
11 декабря. В дороге застал сильный снежный буран и только благодаря плотному размещению, по 60-65 человек на вагон, кое-как еще можно было переносить холод. Проезжали дивные горные картины. Вообще местность живописна.
13 декабря. В час эшелон прибыл на станцию Тулово. В 5 часов 2-й батальон разгрузился и тронулся в казармы, в 4 километрах от станции. Стоит морозная погода с ветром. В 8 часов батальон прибыл и разместился в одном бараке № 2-й. Помещение совершенно не отоплено, имеет в два ряда нары и отапливается четырьмя печками. Эти бараки были летними казармами болгарской гвардии, а потом здесь помещались военнопленные сербы. Дрова рубить не разрешалось, приходится все покупать по страшно дорогой цене в 120 лева за кубический метр. Командир полка и начальник хозяйственной части приехали раньше полка и приложили все усилия к закупке всего, но все имелось в ограниченном количестве и не могло удовлетворить замерзшую публику. Некоторые стали понемногу ворчать на создавшееся положение.
14-31 декабря. Полк устраивается. Вымыли бараки, отопили, наладилось довольствие, все стали усиленно ходить мыться и стирать белье в горячий серный источник к полуверсте от казарм и как будто ожили. Сначала большинство не было довольно размещением полка в такой глуши, хотелось в город и там понемногу встряхнуться. А на какие коврижки можно
было это сделать, — этого молодежь не учитывала. Однако всем скоро пришлось столкнуться с действительностью жизни. Довольствовать полк без предварительных закупок было довольно трудно. Ближайшие города представляли из себя наши захудалые жидовские местечки западного края, и в них не брались даже печь хлеб на полк. При ограниченном складе и при отсутствии своих средств передвижения довольствие наладить было страшно трудно. Попутно с довольствием командир полка старался улучшить быт офицера, обставить его более или менее сносно и дать возможность каждому поработать над собой. Устраивается офицерское собрание, строится театр и имеется уже библиотека. Для солдат устроена чайная. Вообще, жизнь налаживается, и желающие могут и имеют время для работы над самими собой. Лагерь расположен в 4 километрах от станции Горно-Паничерево, в долине «РОЗ», между старыми и новыми Балканами. Рядом с казармами имеется хороший серный источник с баней, и тут же проходит река. Кругом много леса, но рубить его на топку не разрешают и поэтому в дровах сильная нужда. Летом здесь должно быть очень жарко, но пока что стоят холода и отвратительная погода. Верстах в 12-15 имеются два города, Казанлык и Старая Загора, оба на город не похожи. Недалеко от Казанлыка знаменитая «Шипка» 1877 года. Там, на месте главных боев, на горе Св. Николая построен дивный храм в память побед русских воинов и построены госпиталя для инвалидов. Мой земляк, осмеливаюсь так просто выразиться, генерал Скобелев работал здесь и бил турок во славу русского оружия. И теперь здесь живут оставшиеся русские солдаты и вместе с болгарами-стариками рассказывают нам про благодеяния нашей матушки-РОССИИ и про ее былую мощь. Чтут все это болгары и в день Св. Пасхи и 9 января н. ст., в день самых сильных боев русских с турками, ходят на гору Св. Николая на богомолье. Прием здесь нам был оказан радушный, хотя и здесь встречаются большевики, но это не русские, русские здесь здравого рассудка, живут жизнью зажиточных крестьян еще царской РОССИИ.
В это время произошла перемена командного состава полка согласно приказу от 24 декабря за № 358:
штаб полка: генерал-майор Скоблин — командир полка, полковник Гордеенко — помощник командира полка по строевой части, полковник Гавриленко — помощник командира полка по хозяйственной части, капитан Копецкий — полковой адъютант, штабс-капитан Дмитренко — помощник полкового адъютанта, подпоручик Каменский — заведующий судной частью, отец Аверкий Смиян — полковой священник.
1-й батальон: полковник Дашкевич — командир батальона, подполковник Челядинов — его помощник, подполковник Пух — командир 1-й роты, подполковник Ширковский — командир 2-й роты, капитан Филипский — командир 3-й роты, подполковник Федоров — командир 4-й роты,
2-й батальон: полковник Левитов — командир батальона, полковник Бржезицкий — его помощник, подполковник Лебедев — командир 5-й роты, полковник Ржечицкий — командир 6-й роты, капитан Трошин — командир 7-й роты, подполковник Алексеев — командир 8-й роты, подполковник Вержановский — старший офицер 5-й роты.
3-й батальон: полковник Щеглов — командир батальона, полковник Румянцев — его помощник, полковник Зозулевский — командир 9-й роты, полковник Кондратьев — командир 10-й роты, полковник Гречко — командир 11-й роты, полковник Минервия — командир 12-й роты.
Пулеметная рота: подполковник Лысань, Антон Евтихиевич, — командир роты, капитан Клименко — его помощник.
Конный дивизион: ротмистр Копецкий — командир дивизиона, есаул Абрамов — командир 1-го эскадрона, поручик Завать — командир 2-го эскадрона.
Команда пеших разведчиков: подполковник Граков, штабс-капитан Новиков.
Учебная команда: начальник команды полковник Будилович.
Команда связи: капитан Швидкий — ее начальник.
Комендантская команда: подполковник Воробьев.
Команда трубачей: капельмейстер Вейнер.
Нестроевая рота: штабс-капитан Королев, начальник хозяйственной части полковник Гавриленко, чиновник Беляков — делопроизводитель по хозяйственной части, чиновник Чуйков — казначей, заведующий информацией и библиотекой — полковник Терне, регент хора капитан Игнатьев, ктитор полковой церкви — капитан Поляков, хозяин собрания — капитан Морозов, заведующие: солдатской чайной — полковник Гречко, полковой лавкой — подпоручик Вдовин, сапожной мастерской — подпоручик Ковалев, слесарной — капитан Карвин-Павловский, хлебопекарней — корнет Рапп, оружием — п. Попов.
1 января 1922 года. Новый год празднуется по старому стилю.
2 января. Приказ по полку за № 2, § 2.
Объявляю приказ начальника штаба Главнокомандующего Русской Армией от 22 декабря 1921 года за № 12;
«19 декабря прибыл в Варну последний эшелон 1-го армейского корпуса, расселяемого в Царстве Болгарском. Небольшая часть корпуса, на долю которой выпало последней выйти из тяжелых условий Галлиполийского существования, в ближайшее время будет переброшена в Сербию. После упорной борьбы, совместными усилиями Главного Командования и всех чинов Армии одержана блестящая моральная победа. После года в ужасных условиях жизни Армия переселена в славянские страны. И столько же времени неустанным трудом Главнокомандующего создалось это дело. Ныне тяжкий труд закончен. Почти весь 1-й армейский корпус собрался в Болгарии. С великою радостью я приветствую в Болгарии войска корпуса и прибывшего с последним эшелоном неизменно доблестного их командира генерала от инфантерии Кутепова и поздравляю с завершением переброски. Дай Бог вам сил так же честно творить великое дело любви к Родине здесь, как вы творили его в Галлиполийской пустыне. Пп. генерал от кавалерии Шатилов». Справка: приказ по дивизии № 337.
§ 3. Объявляю приказ 1-му армейскому корпусу от 22 декабря с. г. за № 965.
«Более года тому назад разрозненные остатки регулярных войск Русской Армии были высажены в Галлиполи и сведены в 1-й армейский корпус. За год пребывания на чужбине корпус стал стройной и могучей единицей, сплоченной одной идеей — беспредельной любви к Родине — и проникнутой высоким сознанием долга. Когда последний эшелон войск, назначенных: в Болгарию, уезжал из Галлиполи, его провожало все местное население, все местные греческие и французские власти. Армия, которую весь мир считал беженцами, осознала себя и приобрела всеобщее уважение как Армия. Во время стоянки эшелона в Константинополе ко мне явились и поднесли адреса с приветом корпусу от 18 общественных организаций, объединяющих людей различных политических убеждений. Русские люди увидели в Русской Армии крепкое ядро государственности и своим приветом показали единение с нами. И проводы в Галлиполи иностранцами, и приветствия русских людей в Константинополе я отношу не к себе, а к той стойкости, с которой все части поддержали честь Армии и достоинство русского имени на чужбине. Я уверен, что на новых местах все части, помня заветы основателя Армии генерала Алексеева, исполнят до конца свой долг и донесут незапятнанным на Родину наш трехцветный флаг, который мы гордо держали в Галлиполи, и честь Армии, которую мы свято блюли. Безраздельная преданность делу борьбы за счастье Родины и непоколебимая твердость духа при всех тяжелых испытаниях, проявленные нашим любимым Вождем генералом Врангелем, да будут для всех нас примером в наших переживаниях на пути к достижению нашей заветной цели — созданию Великой РОССИИ. Пп. генерал от инфантерии Кутепов». Справка: приказ по дивизии № 33.
Эти два приказа дают полную картину результатов нашего сидения в Галлиполи и цели нашего приезда в Болгарию. Поэтому Новый год был встречен довольно радостно, и у многих сердце забилось надеждой на скорый отъезд в РОССИЮ. Ударники встретили Новый год в своей чайной, а офицеры — в офицерском собрании, в количестве 450 человек. Столы были хорошо сервированы и всего было достаточно для скромной встречи. На встречу были приглашены: генерал Калитин, герой Эрзерума, и командир болгарской артиллерийской бригады. Они были страшно поражены видом такого стечения гг. офицеров в одном собрании. Хор своим пением так тронул генерала Калитина, — пели «Святая Русь», что у старика из глаз брызнули слезы и он ходил целовать наши Знамена.
Однако это радостное и приподнятое праздничное настроение омрачалось мрачной действительностью. Всякого рода международные «ЛИГИ» нас травили, и эта отрыжка осуществлялась в Болгарии, где правительство большевика Стамбулийского разлагало нас открытой работой чекиста Чайкина, разбросавшего по всей стране «союзы возвращения на родину». Они грозили убить нашего командира полка, и нами предпринимались меры предосторожности: в черте лагеря выставлялось охранение, а в центры работы Чайкина подбрасывали наши предупреждения в таком духе, что и мы можем ответить тем же. Командир болгарской артиллерийской бригады был наружно в восторге, но нам было трудно поверить этому, так как болгары в эту войну были против нас, на стороне Германии. Быть может на этой почве разыгрался трагический эпизод: около города Кюстендиля был зверски убит генерал Покровский, в прошлом командовавший Кубанской Добровольческой Армией. Большевики из СССР его преследовали. Для окружения дома, где жил генерал Покровский, им был придан батальон пехоты болгарской армии. Генерал отстреливался от нападавших, но один болгарин сбил его штыком, а русские чекисты втащили его в свой автомобиль, где его дорезал сам Чайкин.
26 января. В первые дни нашего приезда в Болгарию мне пришлось видеть большое кладбище пленных сербов, в 300 шагах от казарм, в лесу.
Грустная картина: среди лесной глуши, с частыми, едва обозначенными могилками, наскоро кем-то разбросанные кресты, — видимо, не успели поставить. Кладбище представляло из себя характерный результат бойни. Теперь их тоже усиленно фабрикует чека Ленина и говорильные аппараты союзников. Скорей всего они не видят этих кладбищ, а быть может искусственно замалчивают.
5 февраля. Открытие полкового театра. Спектакль, пение, музыка и танцы удивили болгар. Болгарский полковник Христов остался очень доволен,
6 февраля. Открылись курсы ротных командиров. Срок занятий — до 1 июля. В полк прибыли заказанные фуражки.
20 февраля. Приезд командира корпуса. Генерал Кутепов сделал смотр полку. Весь полк был в парадных фуражках. Из слов командира корпуса было видно, что он остался очень доволен полком. Смотр прошел удовлетворительно, а церемониальный марш хорошо. После смотра командир корпуса обошел все бараки и тоже остался доволен, — они все были побелены и украшены картинами. Кухни, офицерское собрание, церковь и не строевая рота тоже произвели на него отличное впечатление. После обхода командиру корпуса был предложен командным составом обед, где он говорил, что рад был видеть Корниловцев снова в отличном состоянии и дружной спайке и надеялся скоро двинуться в РОССИЮ. В 18 часов его попросили на спектакль в театр, где трубачи и хор привели всех в восторг. После спектакля командир корпуса отбыл на станцию Тулово. Провожали его человек 300, с оркестром. Проводы были торжественными. На прощание он сказал всем, что и не из таких положений выходили, а из этого выберемся ОТЛИЧНО.
22 февраля. Первопоходники празднуют день выступления в 1-й Кубанский Генерала Корнилова поход, 22 февраля 1918 года.
Утром была отслужена заупокойная литургия, а потом перед полком — молебен. На молебен было вынесено старое Знамя к сопровождении полуроты только из первопоходников. Парад и доклад в полковом театре участников 1-го похода. Этот исторический день командир 1-го армейского корпуса генерал Кутепов отметил особым приказом: «9/22 февраля исполняется четвертая годовщина 1-го Кубанского Генерала Корнилова похода. Четыре года тому назад, собранные великим русским патриотом генералом Алексеевым, слабые числом, но могучие беззаветной любовью к Родине Добровольцы, окруженные со всех сторон врагами и всеми брошенные, двинулись за доблестным РЫЦАРЕМ долга Генералом Корниловым и бессмертный Ледяной Поход.
Старые добровольцы не упустили родного трехцветного Знамени и гордо несли его вперед через смерть и лишения. Я верю, что, приняв это Знамя в свои руки, мы также его никогда не спустим и, несмотря ни на что, донесем его, гордое и прекрасное, до Родной Земли. Генерал от инфантерии КУТЕПОВ»,
Все наши заграничные газеты отметили этот день и придали ему огромное значение, которое явилось самым большим, организованным и оставшимся еще до сего времени (Приложение: см. газету «Русское Дело» № 77),
* * *
Этот праздник первопоходников в Болгарии закончился трагически. В этот момент я был временно за командира полка. Произошла стычка между двумя доблестными офицерами: подполковником Граковым, первопоходником, и капитаном Гнояным, тоже первопоходником. Подполковник Граков был полным инвалидом: на румынском фронте болгары выбили ему глаз, а в гражданскую войну, под Ставрополем, он лишился ноги. Утром мне доложил дежурный офицер, что подполковник Граков вызывает капитана Гнояного на дуэль и требует, чтобы она состоялась немедленно. В ответ на это капитан Гнояной уговаривает его отложить дуэль, так как он в данный момент пьян. Я предлагаю Председателю Суда Чести рано утром срочно разобрать это дело и предупреждаю, что без разбора дуэли не должно быть. А потом тот же дежурный офицер доложил мне, что подполковник Граков застрелился. Выстрелом из винтовки в рот он снес себе всю верхнюю часть головы. Так ушел от нас мой старый соратник по 1-му Кубанскому Генерала Корнилова походу, оставив в недоумении весь полк. В Болгарии законом дуэли были запрещены и в случае рокового исхода оправданием перед судом было одно только — это разбор дела Судом Чести. А без этого дуэль была просто «предумышленным убийством». До этого в полку было 9 дуэлей, проведенных достойно, а вот десятая вылилась в «самосуд» подполковника Гракова над самим же собой. Железная воля выдающегося по храбрости Корниловца на этот раз не выдержала. Как покончивший с собой подполковник Граков был похоронен тут же за лагерем, на кладбище военнопленных сербов.
10 марта 1922 г. Половина полка на работах, — зарабатывают на сапоги. За сапоги полку нужно было заплатить 525 тысяч лева, а наше интендантство отпускает только 125 тысяч.
Приезжали к нам в разное время профессора и читали лекции. Приятно было слушать дорогую всем нам профессорскую речь, но вместе с тем становилось больно от мысли: как же это так вышло, что во время борьбы все это было разбросано и не помогало нам, и сидим вот теперь благодаря этому все мы у разбитого корыта.
Занятия временно приостановились.
4 марта. Командир полка и командиры батальонов были приглашены народно-прогрессивной партией в Старую Загору на праздник освобождения Болгарии от турецкого ига. Чествовали русских хорошо, всюду слышалось только пожелание видеть РОССИЮ могучей и только не советской. Болгарские офицеры по приказу начальника гарнизона на торжестве не присутствовали.
Пришла весна, все зеленеет, цветет. С весной зародились тысячи надежд на борьбу с большевиками и, через это, на возрождение РОССИИ. Большевистские газеты трубят о мобилизации русской эмиграции генералом Врангелем, о помощи ему со стороны Америки, Франции и славянских стран, и в то же время их прокламации предупреждают офицеров и солдат генерала Врангеля о наступающей «новой авантюре» и что рабоче-крестьянская армия даст хороший отпор. Официально известно, что начальником штаба Главнокомандующего назначен генерал Миллер. Этому придают большое значение, так как он хорошо ориентирован и про него говорят, что он пользуется хорошей репутацией среди французской дипломатии.
16 марта. С 16 марта по 25-ое половина полка на работах. К 25-му приказано всем быть в полку, так как начинаются занятия по случаю ожидающегося приезда в Болгарию генерала Врангеля. Большевики усилили свою деятельность и грозят террором. В России становится все хуже, голод увеличивается и цены за последний месяц поднялись втрое. На столько же пал и советский рубль на бирже.
26 марта. Были приглашены в Старую Загору на торжества по случаю празднования взятия Андрианополя. В этот же день был назначен и большевистский митинг, собралось на него человек 120, а весь город был на военном празднике. Нас отлично угощали и страшно были обижены, когда мы в 17 часов решили ехать в полк и не остались на вечер.
27 марта. Получили сообщение о смерти поручика Чернец и о месте его похорон в Старой Загоре, рядом с еврейским кладбищем.
2 апреля 1922 г. Большая часть болгарской печати занялась травлей нашей Армии, всюду руководят московские деньги и чекисты. В ответ на эту травлю получен приказ по корпусу за № 91 от 1 апреля 1922 года: § 1 «Объявляю приказ Главнокомандующего Русской Армией от 27 марта за № 243: «В последние дни вновь травят Армию, на нее клевещут, ей грозят. Сомкнув свои ряды, мы ответим презрением. Родных Знамен, пока мы живы, не вырвать из наших рук. Да помнят это те, кто дерзнет на них посягнуть, Пп. генерал Врангель, временно исполняющий должность начальника штаба Генерального штаба генерал-лейтенант Кусонский».
Такая пилюля заставит поперхнуться не одного большевика, а нас приободрит. А все-таки сильна наша Армия, есть еще порох в пороховницах, есть печать и силы для борьбы.
21 апреля. Праздник Св. Пасхи встретили в Болгарии и провели хорошо. На заработанное кое-что устроили и этим скрасили все неприятности, причиняемые нам за последнее время коммунистами и болгарским правительством Стамбулийского. На второй день был спектакль в полковом театре, выступала Надежда Васильевна Скоблина и этим доставила большую радость очень многим. Началась Генуэзская конференция, а газет что-то нет. Случайно имеем только отчет за первый день и то в страшно сокращенном виде. Сразу определилось, что Чичерин (совдепия) и Барту (Франция) столкнулись с первых же слов. Ну и пускай грызутся, — нам легче будет.
1 мая 1922 г. Сегодня пресловутое число — первое мая. К этому числу коммунисты тоже прицепились и снова набросились на нас. Командиру полка было прислано несколько анонимок с предупреждением, что до
1-го его убьют. См. их «Призыв № 1-й». Вообще же кажется, что все это выльется в протест против нашей Армии. Генерального штаба полковник Захаров читает войну 1877-78 гг.
5 мая. Приехал генерал Шатилов. Для встречи полк был выстроен развернутым фронтом в полуротной колонне на передней линейке. Он передал нам привет от генерала Врангеля и сообщил, что генерал Врангель и сам бы приехал, да правительства Сербии и Болгарии просили его этого не делать, так как другие державы считают это вмешательством в их дела и могли бы поднять этот вопрос на Генуэзской конференции, что было бы нежелательно. В свою очередь полк благодарил генерала Шатилова за его труды по размещению нас, а генералу Врангелю прокричали громкое «ура» Между прочим генерал Шатилов сообщил, что финансы наши скудны и генерал Врангель уже теперь изыскивает их на 1923 год. В России же пока все притихло, все чего-то ждут.
7 мая. Я, Генерального штаба полковник Захаров и полковник Гавриленко по пути в город Габрово за получением сапог на полк осмотрели село Шипку и гору Св. Николая. В с. Шипка храм-памятник поражает своей красотой и изяществом. На стенах храма большие мраморные доски с надписями имен и общим списком погибших в войну 1877-78 гг. в боях за обладание Шипкинским перевалом. Потом мы добрались до Орлиного гнезда Св. Николая, где и поклонились праху великих борцов, положивших жизнь свою за идею славянства. Тяжело стало при мысли, что этот чудо-богатырь Русская Армия — уже больше не существует и служит какому-то 3-му интернационалу, а не старой Великой РОССИИ. Памятники павшим героям не видят за собою ухода и имеют оборванный вид: бронзовые буквы и оправы кем-то отвинчены и украдены, икона, — подарок Ее Императорского Величества, — тоже исчезла. Портреты героев в памятниках — с проколотыми глазами или просто простреленными и т. д. Вообще чувствуется «теплая признательность» благодарной Болгарии. Это и ее выпады за последнее время заставляют сожалеть, что рано ее освободили и не мешало бы кое-кому из них еще потомиться в турецком плену и до сего времени.
10 мая. Эти дни профессор Соколов читал лекции о формах правления и о происходящем в Генуе. Профессорское разумное слово приободрило всех, и мы были благодарны ему за это.
За это время стали большими партиями отпускать на работы.
Приехавшие из гор. Тырново, места стоянки штаба нашего 1-го корпуса, сообщили о тяжелом положении генерала Кутепова. Болгары приступили к обыскам и объявили генералу Кутепову чуть ли не войну. В ответ на это он сказал им, что и их артиллерийские склады тогда будут выданы французам. Это как будто подействовало на них. Сам же генерал Кутепов поехал в Софию для дачи показаний в связи с арестом полковника Самохвалова.
15 мая 1922 г. Пусть помнит Великая РОССИЯ этот день и память о кем да передается из Поколения в поколение. Сегодня гарнизоны гг. Старая Загора и Казанлык с кавалерийским эскадроном жандармов, при 16 пулеметах и двух орудиях заняли на рассвете позицию вокруг нашего лагеря, все оцепили и стали искать оружие, обвиняя нас в заговоре против правительства Стамбульского (большевика). Во главе отряда стоял околийский начальник г. Казанлыка, отвратительная личность, сыщик и хам. Командовал же отрядом полковник Пятков, тоже сыщик, и майор, помощник начальника гарнизона Старой Заторы полковника Бояджиева. Сам полковник Бояджиев не приехал, ведь он обещал предупредить нас о таких случаях, и ему совесть не позволила бы смотреть нам в глаза. Обыск происходил в грубых формах и носил характер нападения на каких-то разбойников. При обыске в 3-м батальоне болгарин толкнул прикладом временно командующего полком полковника Гордеенко, но тут чуть не произошла свалка и дело не обошлось бы без кровопролития, но болгарские офицеры стали извиняться и обещали наказать солдата.
По поведению сыщиков было видно, что наши склады они точно знают, а потому, где нами только предполагалось спрятать оружие, болгары там взламывали и производили настоящий обыск. Наконец они напали на главные склады оружия и началось спешное выбрасывание его. Оружие было в квартирах полковника Гордеенко, полковника Левитова и полковника Дашкевича. У полковника Левитова оружие найдено не было. Всего было отобрано 360 винтовок и 30 легких пулеметов. Когда же мы указывали болгарским офицерам на ненормальность такого отношения к нам и на то, что оружие береглось не для переворота, иначе наши не уходили бы на работы, то один из болгарских офицеров ответил что их дело — исполнить приказ полковника Пяткова. Сам же полковник Пятков чистосердечно сказал: «Не верьте вы тому, что будто бы болгары не хотели в бывшую войну воевать против России и что будто бы много наших было расстреляно, — это ложь. У нас — родина прежде всего, а дальше — цель оправдывает средства».
После этих слов я сказал нашему полковому адъютанту, что напрасны были наши жертвы за освобождение этих господ и нашему правительству следовало бы поучиться политике у болгар. Нападение на дружественно настроенных своих братьев-славян пришлось по пустому месту, так как они воочию убедились, для кого и для чего береглось оружие. Пусть же помнят болгарские гг. офицеры, что вероломство некоторых из них не пристало к лицу офицерского звания, и придут еще времена испытаний и для них. Этим поступком была вырыта пропасть между РОССИЕЙ и Болгарией и поставлено клеймо на очень и очень многих честных братьев-болгар.
После обыска полковник Гордеенко, полковник Дашкевич и полковник Челядинов под охраной с пулеметами и ручными гранатами были отправлены через станцию Тулово в Казанлык, а полковник Левитов вступил во временное командование полком.
Спустя некоторое время правительство Стамбулийского было свергнуто, и Его Величество Царь Борис восстановлен в своих правах.
Конечно, правительство Стамбульского полностью подчинялось Ленину. Русские большевики были полными хозяевами в Болгарии. Поэтому, помимо угроз, нам открыто было запрещено передвижение, так что для связи с генералом Кутеповым мы должны были переходить Балканы, чтобы попасть в Тырново. Это исполняли чины нашего конного дивизиона из числа созданной полковником Пух группы «братства черно-красного Знамени». Однако не вся Болгария была за Ленина, она тогда переживала то же самое, что и мы, но с более счастливыми результатами. У них Союз офицеров разбил центр большевиков недалеко от города Казанлыка и восстановил в правах на престол Царя Бориса. Любовь к национальной Болгарии была сильна у болгар и в руководящих сферах. Так, уже после переворота, в кавалерийском полку Его Величества Царя Бориса был раскрыт заговор, который подавили следующим образом: командир полка собрал гг. офицеров и унтер-офицеров и, объявив о раскрытом заговоре, обратился к бывшему на собрании офицеру-изменнику со словами: «Вы — командир красного полка?» Ответ: «Да, я согласился принять полк». Тогда командир полка командует: «Господа офицеры, шашки вон! Руби его!» и продолжает: «А уже арестованных по этому делу унтер-офицеров передать верным полку унтер-офицерам для исполнения над изменниками того же!»
Так сами же болгары решительно сбросили свою заразу большевизма. Я не знаю только, какая участь постигла отбиравших у нас оружие сыщиков. — явных сторонников Ленина,
Но большевики и после переворота некоторое время охотились за Царем Борисом и одним из самых варварских приемов для этого был взрыв в Софии старого их собора, куда Царь должен был приехать на отпевание своего шофера, убитого при нападении на него. Царь почему-то опоздал минут на 15, а заложенная мина была поставлена точно на время прибытия Царя, а потому взрывом был разрушен только собор, под развалинами которого было убито более ста человек и ранено несколько сот. Это окончательно озлобило болгар, ими были приняты радикальные меры и большевиков вычистили отовсюду. С этого времени и к нам резко изменилось отношение в лучшую сторону.
Для оценки создавшегося тогда к нам отношения в Болгарии привожу статью из газеты «Русское Дело», издававшейся в Софии, от 22 февраля за № 77, под заглавием «НАШИ ЗНАМЕНА».
«Вчера в Тырново мы переживали Галлиполи. На экране, одна за другой сменялись картины: развалины домов, где мы жили; наши ученья, наши парады, памятник, воздвигнутый над могилами умерших, маленькая церковь из ветвей кустарника. И наши Знамена, а рядом с ними, точно изваянный из камня, часовой. Затем кинематографическая лента: «Главнокомандующий в Галлиполи». Почетный караул на берегу и высокая фигура генерала Врангеля. Он идет так быстро, что за ним не поспевают другие. Точно сразу хочет захватить, впитать в себя все эти тысячи лиц, жадно устремленных на него. Лагерь... Вдали силуэты гор, в долине, как светлые блики, разбросаны палатки. Стройные, как окаменевшие, ряды войск, уходящие темной полосой вдаль. Главнокомандующий подъезжает. «Слушай на караул!» И ряды щетинятся штыками и далеко-далеко солнце золотит последний штык «левофлангового». А когда войска проходят церемониальным маршем, впереди несут наши Знамена. Вот она — «Кутепия»! Но почему так бодры и радостны лица галлиполийских «каторжан»? Почему часовой зорко охраняет Знамена? И почему улыбаются обитатели мрачной землянки? Господа из «Последних Новостей» и «Воли России»! Экран — опасный свидетель для вас. Его показания более убедительны, чем все сочинения ваших корреспондентов. Лектор поясняет картины. Я не знаю, хорошо ли он говорит или плохо, вероятно хорошо, так как собравшиеся в большом количестве болгары дружно аплодируют. Но нам, галлиполийцам, чего-то нехватает в его словах. Мы сидим, смотрим картины и до того сильно, до того ярко охватывает прошлое, что слова кажутся бледными, как бледны картины на экране. Можно показать, как войска приветствуют Главнокомандующего, можно пояснить эту картину, но рассказать, что каждый из нас испытывал во время его приезда, — нельзя. Это черезчур интимно. Это слезы радости одних, это чувство, доходящее до экстаза, у других. Ни кинематографический фильм, ни лектор передать этого не могут. А разве серая картина или лектор могут рассказать, что переживала семья, ютившаяся в мрачной землянке, в суровую непогоду? На экране они все улыбаются, ну а в зимнюю стужу не ползли ли у них из глаз слезы? Но это опять интимное. Молчит экран и ни слова не говорит лектор. Нет, Галлиполи нельзя уместить в рамках часовой лекции. О нем и рассказывать нельзя, его надо пережить. Я слежу за нашими гостями-болгарами. Они напряженно смотрят на экран. Правильные ряды марширующих войск вызывают их шумное одобрение. Они удивляются стройному памятнику, построенному, буквально, одними руками. Они сочувственно качают головой при виде развалин, в которых мы жили. Портрет генерала Кутепова встретили аплодисментами. При виде генерала Врангеля большинство встает и аплодисменты переходят в овацию.
* * *
В тревожные дни правления большевика Стамбулийского было получено из Софии приказание штаба нашего корпуса доставить наши Знамена для отправки их на хранение в Сербию. Временно тогда командовал полком полковник Левитов, который собрал старших гг. офицеров для обсуждения вопроса о хранении Знамен Корниловского Ударного полка, в результате чего было решено доложить, что Знамена, особенно в эти тревожные дни, должны быть с полком. Императорские же Знамена влитых к нам двух полков, Севастопольского и Симферопольского, мы обязывались отправить в Сербию. В ответ на это было получено вторично предложение сдать и наши Знамена, и опять нами была послана та же просьба с более подробными данными для того, чтобы Знамена были с полком. Согласно распоряжению генерала Кутепова в Сербию были отправлены только два Императорских Знамени, о судьбе которых мы можем только предполагать, что, очевидно, они были во вторую войну захвачены советской армией в Сербии.
Наши же Знамена: Корниловское Ударное, Георгиевское, Николаевское 1-го полка, Николаевское 2-го полка и Николаевское 3-го полка были оставлены в распоряжении командира полка (см. зарисовку Знамен в с. Горно-Паничерево сестрой милосердия Левитовой).
10 апреля 1923 г. № 2114, г. София. Полковнику Левитову.
Для отправки полковых Знамен и регалий в Сербию, согласно полученным от Главнокомандующего и генерала Кутепова указаниям, генерал-лейтенант Ронжин ПРИКАЗАЛ:
1) Все Знамена, отделив их от древков, но сняв с последних никелевые части, скобы, орденские знаки и ленты, орденские трубы и ленты к ним, с нарочитым доставить в Софию, где они будут переданы на временное хранение в Сербскую миссию для дальнейшей отправки на хранение в Белград, в цитадель.
2) Вследствие невозможности одновременно провезти все Знамена и регалии. Его Превосходительством установлена следующая очередь:
а) Знамена и регалии Гвардейского Отряда, Корниловского Ударного и Марковского пехотного полков надлежит доставить в Софию к 20 апреля, б) Знамена и регалии Дроздовского стрелкового и Алексеевского пехотного полков, Корниловского, Марковского и Дроздовского артиллерийских дивизионов — к 30 апреля и в) Орденские трубы с лентами Алексеевского и 5-го артиллерийских дивизионов, Александровского, Константиновского и Корниловского военных училищ — к 15 сего мая.
* * *
Ответ генерала Ронжина на просьбу оставить Знамена в полку
26 апреля 1923 г.. N9 3047 3, г. София.
Полковнику Левитову
По поводу возбужденного вами ходатайства не сдавать знамен и регалий в Сербскую миссию для хранения их и перевозки в Королевство С.Х.С. я получил официальное письмо от генерала Кутепова, который предоставляет разрешение этого вопроса моему усмотрению. Высоко ценя чувства, побуждающие вас не расставаться с родными для всех Корниловцев Знаменами, я тем не менее считаю своим долгом указать вам, что сейчас есть возможность сохранить их в полной неприкосновенности, отправив через Сербскую легацию в г. Белград. Какие события ждут тут всех нас в дальнейшем и когда состоится переезд вашего полка в Сербию, — неизвестно. Поэтому, принимая во внимание, что весь ваш полк разошелся на работы и около Знамен для их охраны и, в случае чего, защиты осталось немного лиц, я бы полагал более целесообразным, чтобы Корниловцы, подобно другим частям, отправили свои Знамена и реликвии теперь.
Если же, несмотря на приведенные мною доводы, вы пожелаете остаться при первоначальном решении вами этого вопроса, то разрешаю оставить Знамена и регалии во вверенной вам части и напоминаю, что вся ответственность за их полную сохранность ляжет целиком на вас.
* * *
Положение Корниловского Ударного полка после свержения в Болгарии правительства большевика Стамбулийского и прихода к власти Царя Бориса.
Несмотря на то, что травля нас коммунистами прекратилась, наше положение все ухудшалось и полку пришлось разойтись в поисках работы, исключая штаба полка. Казармы в Горно-Паничереве были сданы, а штаб полка переехал в село Княжево, расположенное около Софии. Конечно, поначалу большая часть чинов полка устроилась в Болгарии, но потом персонально многие переехали во все страны мира.
Франция после изнурительной войны нуждалась в рабочих, чем и воспользовались Корниловцы. На втором месте по устройству на работы была Бельгия, откуда Наталья Лавровна Корнилова-Шапрон прислала на мое имя сто виз, но воспользоваться ими я не мог, так как генерал Скоблин увидел в этом «разложение полка», отобрал у меня эти визы и через несколько дней по ним же стал набирать партию в Бельгию. Небольшие группы устроились в Сербии, Греции и Люксембурге. На новых местах жительства были организованы группы и связь с полком была восстановлена. Сам генерал Скоблин переехал во Францию. Через некоторое время туда же выехал и полковник Гордеенко.
В дальнейшем, для сокращения, жизнь полка будет описываться в общих чертах.
Основным для Корниловцев было и остается — это продолжение борьбы за освобождение РОССИИ от диктатуры большевизма в любых условиях, по заветам их Вождя и Шефа полка Генерала Лавра Георгиевича КОРНИЛОВА. Осуществление этого во многом зависело не только от одного желания, но и от ряда возможностей в условиях беженства. В этом отношении произошло, по моему мнению, резкое расхождение во взглядах и методах веления борьбы: одни видели ее только в поддержании связи с полком, с обязательными взносами для этого, другие — в усовершенствовании военного и общего образования и только небольшая часть оставила за собой право старой активной борьбы. Этот отдел не предавался гласности и иногда велся без одобрения его командиром полка. К этой категории нужно в первую очередь отнести группу, которая по прибытии нашем в Константинополь выехала в Грузию, а оттуда на Северный Кавказ. Этот отряд установил связь со мной еще в Болгарии. Сначала он действовал успешно, но потом общий террор убил вообще все живое на Родине, с этим пропала вера в успех и отряд, понеся потери, распылился по разным городам. Об этом знал генерал Кутепов, который всегда просил меня держать его в курсе дела. Вторым сильным отрядом против нападений на нас большевиков был батальон, сформированный на Пернике, по роте от каждого полка 1-го корпуса, командиром которого был я. Батальон был вооружен винтовками, которые я сохранил во время разоружения нас Стамбулийским. До появления этого батальона были нападения на русских на мине Перник и тогда же пострадал от них там генерал Витковский, прибывший с целью ознакомления с нашей жизнью. После сформирования батальона все это прекратилось и только в отдельных случаях батальону приходилось малыми группами содействовать
болгарской администрации в предотвращении нападений. В один из приездов на Перник военного министра генерала Волкова состоялся парад, в котором принимал участие и этот батальон, без оружия, но в своих полковых формах. Командиры рот настолько удачно сделали подбор людей для парада, что вид здоровых, хорошо обмундированных чинов Русской Армии, включительно до парадных сапог, произвел на генерала Волкова большое впечатление и он в своем слове так представил нас болгарам: «Берите пример с русских, тогда мы разобьем головы большевикам». У меня до сего времени сохранились фотографии этого парада, где, действительно, батальон, быть может в последний раз, представился отлично. Мне кажется, что именно это официальное признание нашего участия в деле борьбы с большевиками, хотя бы только в районе мины Перник, вызвало успокоение, с одной стороны, и недружелюбное отношение лично
ко мне, с другой, как к лицу, которому болгары оказывали содействие. Все это привело к тому, что после переписки с генералом Кутеповым я по его совету оставил работу на Пернике и переехал во Францию.
Переход чинов Русской Армии на рабочее положение разрешался в зависимости от наличия профессии: имевшие ее устраивались сразу и хорошо, а не имеющие таковой оказывались на положении чернорабочих. В худшем положении оказались инвалиды, которые частично были устроены на Шипке и в Княжево, где был создан отдельный дом. Полк помогал им, чем мог. Так, неожиданно полученное на полк белье было решено не раздавать, а за небольшую плату продавать в пользу инвалидов. Из этого образовалась солидная сумма, к которой присоединился дар Надежды Васильевны Скоблиной. Хозяйственная часть и все, кто мог, не оказались в стороне и все это вместе взятое дало возможность нашим инвалидам иметь свой дом в Княжево и лавочку на мине Перник. С возвращением из Сербии полковника Гордеенко я сдал ему полк и тут же отправился на работу на Перник в качестве чернорабочего. Работали тогда рудники на полный ход, поставляя уголь в Сербию как контрибуцию а потому рабочих было несколько тысяч. Русским были отведены двухэтажные бетонные казармы, для холостых комната из несколько человек, а для семейных были отдельные комнаты. Для охраны комнат для холостых администрация назначала сторожей из числа пожилых, роль которых была наблюдать за порядком и ходить получать жалование. Я не мог воспользоваться этим, потому что не мог бы прокормить семью на это жалование, и от нас на эти места поступили полковник Бржезицкий и полковник Рябинский. Плата за работу была неодинакова и зависела от продуктивности подачи угля, а потому каждый рабочий, взвесив свои возможности, стремился к достижению намеченной цели. Хорошо зная подрывное дело, я стал стремиться на работу в забоях, так называлась работа, где под землей пробивали галлереи для добычи угля. Мне, как «непригодному к занятию строевых должностей по ранениям с мая 1915 г.», было сначала очень тяжело, но потом я втянулся, окреп и под конец моей работы на Пернике, если простой рабочий за день имел 30-50 лева, я получал в три раза больше. На мине был свой госпиталь для бесплатного лечения, в центре была церковь, шикарная баня, был театр, полагался месяц платного отпуска и месяц бесплатного, но вот с питанием поначалу дело обстояло очень плохо. Рудники находились друг от друга на расстоянии 1-2 километров, работали в три смены, и перед началом работы, перед самым входом в галлерею, рабочий получал назначение, после этого получал в свой котелок порцию пищи, обычно густой суп из баранины, быстро проглатывал ее, иногда при морозе в 10-15 градусов, и бежал в галлерею, на свое место. На наше счастье, старшими инженерами были поначалу русские и только благодаря им все это изменилось в лучшую сторону. Семейным стали выдавать паек деньгами, при входе в рудник появились бараки-столовки, где рабочий мог иметь пищу в человеческих условиях. Общий вид русских рабочих был настолько хорош, что можно было подумать, что в казармах расположены военные части. Особенно усиливалось это впечатление в праздничные дни.
В дальнейшем жизнь каждого определялась им самим. Но шахты все же оставались шахтами. Имевшие возможность скопить кое-что для изменения своих условий жизни, часто добивались этого, но любители спиртного или прогулок в Софию всегда оказывались в худшем положении. Одним из признаков благополучия на Пернике было то, что в городе были хорошие русские рестораны, часто в театр приезжали русские артисты с определенной целью подзаработать, беспрерывно работало синема, читались доклады и поэтому многие из чинов Русской Армии связали свою судьбу с Перником до войны 1942-45 гг.. то есть до прихода туда красной армии. Не могу не отметить еще одно положительное для рабочего на Пернике: эти рудники были государственными и именовались «шахтами Его Величества Царя Бориса», поэтому большая часть прибыли шла в казну, а какой-то остаток распределялся между всеми ин-
женерами и рабочими ежегодно, пропорционально их заработку. Так я, считавшийся за мои последние два года в числе лучших «копачей», имел месячный заработок в среднем 8.000 лева, а за годичный заработок при таком жаловании моя тантьема — наградные равнялись 12.000 лева. Такие «копачи» из болгар, да и из русских, работавших со мной, работали обычно ШЕСТЬ лет, после чего покупали на собранные деньги дом с землей и занимались чем-либо более легким. На других же шахтах условия были гораздо хуже.
* * *
1 сентября 1924 года генералом Врангелем был создан «Русский Обще-Воинский Союз», причем генерал Врангель высказался при этом так:
«То Знамя, которое из рук Генерала КОРНИЛОВА, генерала Алексеева и генерала Деникина перешло ко мне, я сохраню на чужбине. Я скорее сожгу это Знамя, чем изменю начертанное на нем слово: «ОТЕЧЕСТВО».
По его завету Русский Обще-Воинский Союз является единственным преемником Российской Императорской Армии и Армии БЕЛЫХ фронтов гражданской войны в РОССИИ и был образован приказом от 1 сентября 1934 года с целью объединить русских воинов, разбросанных по разным странам, и крепить связь между ними (далее идет всем известное содержание его положения).
25 апреля 1928 года генерал Врангель скончался, оставив потомству память о своей блестящей службе в Императорской Армии, Добровольческой Армии Юга России и потом в созданной им в Крыму Русской Армии. Не судил ему Господь в Крыму победы, но все же он свое обещание вывести нас из создавшегося положения с честью выполнил. И потом, в эмиграции несмотря на грубо отрицательное отношение к нам так называемых наших «бывших союзников», он все же одержал моральную победу в момент перехода Армии на эмигрантское положение, оставив ее организованной.
Скончался генерал Врангель в Бельгии и там же был временно похоронен, а затем оттуда прах его был перевезен по его указанию на место вечного упокоения. Похороны были исключительно торжественными и подробно описаны в отдельной брошюре.
* * *
Самым большим событием, всколыхнувшим тогда нашу общественную жизнь, было участие в «Российском Зарубежном Съезде» в Париже. Детали этого съезда читатель может узнать из книги под тем же названием, изданной комитетом его в апреле 1926 года, в Париже. Я же коснусь только того, как это отразилось на русских, живших на Пернике Большинство русских приняли участие в выборах на съезд их представителей, состоялось собрание, на котором избранными оказались инженер рудника Берладин, получивший 1.006 голосов, полковник Левитов - 997 голосов
Корниловского Ударного полка полковник Зозулевский и Корниловского военного училища полковник Керманов. Инженер Берладин отказался от своих голосов в пользу полковника Левитова, который и стал старшим от Перника. Были собраны средства и представители поехали в Париж. По дороге одновременно и туда же ехали представители и из других мест, и для усиления нашего представительства из Болгарии мы просили генерала Бредова быть нашим общим старшим, роль которого на съезде он и выполнял. Мой билет на съезде был за № 122, от 30 марта 1926 г. отель «Мажестик», Париж. Я, полковник Зозулевский и полковник Керманов представились сначала генералу Кутепову, с которым и снялись.
Эта фотографии и общая Зарубежного съезда помешена в книге «Зарубежный съезд». Представители из Болгарии по окончании съезда представились Великому Князю Николаю Николаевичу, которого съезд просил возглавить нас. Начальник группы Корниловцев в Париже полковник Щеглов ознакомил нас с Парижем, и мы даже поднялись на Эйфелеву башню.
По возвращении на Перник мной был сделан доклад о результатах поездки, в котором главным было то, что Великий Князь Николай Николаевич согласился нас возглавить. Своим представителем в Русском Обще-Воинском Союзе он назначил генерала Кутепова.
* * *
В начале 1929 г. я покинул Перник и переехал во Францию, где остановился в Париже. Из-за незнания языка пришлось остановиться на самой тяжелой работе, — мойке машин по ночам, с минимальной оплатой
и работой с 19 до 7 часов. Вскоре скончался начальник группы полковник Щеглов и я был назначен на его место. Несмотря на мою выносливость, я все же был вынужден через год просить генерала Скоблина освободить меня от этой должности, главным образом потому, что я не мог в незнакомой мне парижской обстановке проводить в жизнь то, что я до этого делал. Командир полка мою просьбу удовлетворил и группу во Франции перевел в свое подчинение.
Париж — мировой город, кого только в нем нет, и потому жизнь там бьет ключом, все покупается и продается оптом и в розницу, но разбрасываться нашему брату в такой обстановке и притом в положении рабочего в те времена, с добавлением клички «грязный иностранец», для нас было просто непосильно. Но несмотря на это, некоторые ради карьеры легкомысленно все же разменивались и через это стали отходить от
нашего прямого долга. Всюду скользило местное легкомыслие, где в первую очередь кумиром являлся его величество франк. Но так как он здесь даром не давался нам, то получалось: на общее дело его мало давали, а все шло на устройство личной жизни. Где в этом была правда и где карьеризм, — разобраться было трудно, а потому я, оставшись в стороне от полковой жизни, восстанавливал нужные для меня связи и включался в работу по нашей старой линии. Ходил на собрания, на лекции, на благотворительные балы и почти забыл про театры и синема, — это было для меня роскошью. В это время состав парижской группы доходил до 193 человек (см. список и банкет). Видовой лоск еще сохранялся, но наша прямая работа сильно хромала, и в этот момент, среди бела дня 26 января 1930 г., в Париже в 15-м его аррондисмане, недалеко от полицейского участка, был похищен генерал Кутепов. Думаю, что это было для всех нас роковым ударом. Разбор этого дела местными властями просто по-
вис в воздухе, но все же он ясно указал на то, чьих рук оно было. На место генерала Кутепова вступил генерал Миллер. Здесь уже сразу было решено для его охраны установить дежурство на время выездов. В первое дежурство от Корниловцев я попросил назначить меня. После я написал в Болгарию оставшемуся там за старшего полковнику Кондратьеву с критикой этой неудовлетворительной системы, но это не помогло и все осталось по-старому.
ИНФОРМАЦИОННЫЙ ЛИСТ
Из жизни Корниловцев. Полковник Левитов сообщает из Франции о состоявшемся в Париже 16 апреля с. г. собрании всех начальников групп и партий, на котором генерал Шатилов подробно остановился на освещении обстановки ведения борьбы и нашей готовности к ней. Всесторонне разобрав этот вопрос, генерал Шатилов сообщил, что за генералом Миллером установлена слежка и что перехваченное в Риге радио заставляет нас быть настороже, так как генералу Миллеру грозит участь генерала Кутепова. Таким образом противник ведет с нами борьбу не одними словами, и недавний пример показывает, что многочисленные ажаны Парижа не предохранят нас от его ударов.
Вполне разделяю мнение полковника Левитова, что нам надо дать генералу Миллеру уверенность, что он в своей работе опирается на реальную силу и что, будучи предупреждены противником, мы должны быть готовы к отпору и нападению, дабы отбить у него охоту перевозить нас в клетках, как цирковых зверей, из Парижа на Лубянку. Прав полковник Левитов и в том, что неудобно махать кулаками после драки и что позорно думать, что, перенеся с исключительным спокойствием первую оплеуху, мы, Бог даст, перенесем и вторую. Прошу всех Корниловцев высказаться: какими мерами мы, по их мнению, могли бы парировать готовящийся удар и оградить нас от дальнейших покушений на нашу жизнь и свободу. Подписано: Начальник группы полковник Кондратьев.
Полковник Кондратьев все же поместил мою критику в полковой информации.
Время шло, многомиллионная эмиграция все ожидала падения диктатуры большевиков на Родине и позабыла про свои обязанности бдительности за работой противника. Большевики этим воспользовались и 22 сентября 1937 года ими снова было произведено похищение, жертвой которого стал на этот раз генерал Миллер. Для Объединения Корниловцев это было двойным ударом: помимо самого факта похищения генерала Миллера, пало подозрение на Возглавляющего Объединение генерала Скоблина, которого старшие офицеры РОВС-а пригласили дать свои показания в комиссариате полиции, но он уклонился от этого бегством. Его жена, бывшая певица Надежда Васильевна Плевицкая, была по этому делу осуждена французским судом на двадцать лет каторжных работ.
Последствия поступка Скоблина и Надежды Васильевны Плевицкой для Объединения чинов Корниловского Ударного полка были очень тяжелы, помимо чисто моральных переживаний, еще и от того, что Возглавляющим Объединение был назначен бывший тогда в Бургасе (Болгария) полковник Кондратьев, прибывший во 2-й Корниловский Ударный полк во время окончания боев в Крыму из Египта и был зачислен в полк только в Галлиполи, где был фельдфебелем 5-й роты. Послужного списка его я не видел, но он был, по его словам, Георгиевским кавалером. В войну 1941-45 гг. он боролся с большевиками в Сербии, где, будучи смертельно ранен и умирая, просил передать Корниловцам, что он «умирает за полк». Но, несмотря на это и помимо него, кандидатами на пост Возглавляющего тогда могли быть из числа старых Корниловцев: командир 1-го Корниловского Ударного полка полковник Гордеенко, командир 2-го полка полковник Левитов, генерал Силин, влившийся к нам со своим Севастопольским полком в Северной Таврии, полковник Бржезицкий, влившийся к нам в Новороссийске со своим Кавказским полком, полковник Зозулевский — первопоходник и ряд других доблестных штаб-офицеров — корен-
ных Корниловцев. Но тогда почему-то они этого назначения не заслужили, хотя вины за собой по делу Скоблина не только не имели, но некоторые из них даже предупреждали начальство о его ненормальном поведении, но нам не верили.